Мия ушла бы из дома. Или еще что похуже… Эванджелина, их прабабка, все же была не права. О своих корнях надо знать, тем более о таких. Но что ее судить? Она была стара, она устала, она похоронила многих и многих, она уже ни во что не верила, вот и унесла секреты с собой в могилу.

Лоренцо не допустит такой ошибки.

Шесть часов.

Мужчины сидели в библиотеке. Пили, разговаривали, старались не слышать и не слушать крики, доносящиеся со второго этажа. Сначала просто вопли. Потом проклятия и ругательства. Потом длинные стоны, словно наверху страдало и металось смертельно раненное животное.

Восемь. Двенадцать. Сутки… уже и стонов не слышно. И эта тишина пугает больше, чем самые страшные вопли.

Ньор Рефелли, который вошел в библиотеку.

– Дан Феретти, положение очень серьезное.

– Насколько? – В животе у Лоренцо возник и начал смерзаться ледяной ком.

– Нам придется выбирать: мать или ребенок.

Лоренцо окаменел. Страшный выбор. Жуткий даже…

– А сама Динч?

– Она в беспамятстве. Если не выбрать сейчас, умрут оба…

Лоренцо прикусил губу. Как тут выбрать? Вот как?! Если бы Динч могла… но решение придется принимать ему. Здесь и сейчас…

Решение… разговор с Мией…

– Ты беременна, а этот подонок…

Мия улыбнулась и погладила живот.

– Энцо… это же мой ребенок! Мое дитя… я его уже люблю.

– Даже несмотря на то, что сделал этот урод?

– Мой малыш не виноват. Малышка, как мне кажется… и я ее люблю. Я умру за нее, Энцо, если понадобится. Я уже люблю ее так, что самой страшно…

Мия не колебалась бы, выбирая между собой и ребенком. Энцо был в этом уверен. А значит, и Динч.

– Ньор Рефелли, спасите ребенка. Умоляю. Динч мне никогда не простит, если она выживет, а малыш умрет.

Марио медленно кивнул. Он ожидал такого ответа. Но… это был не первый случай в его практике. И лекарь поспешил наверх.

Минута, две… Почему-то иногда минуты становятся длиннее часов. И вот – детский крик…

Энцо переглянулся с остальными мужчинами. Фредо вздохнул, налил вина себе, подвинул второй кубок племяннику.

– Залпом.

– Спасибо.

– Ты правильно выбрал, мальчик. Это страшно, но… ты поверь, если б я выбирал… я бы то же самое сделал. Иначе меня жена растерзала бы потом на кусочки.

Паскуале кивнул. Зеки-фрай сделал сложный жест рукой.

– Судьба. Кисмет…

Лоренцо вылил в себя вино, не ощутив ни вкуса, ни крепости, – и отправился наверх.

Динч лежала под покрывалом. Бледная, черты лица заострились, волосы слиплись от испарины, но именно сейчас, в смерти, она обрела красоту и тихое достоинство.

В руках у ньора Рефелли копошился, попискивал маленький комочек.

– Дан Феретти…

Судя по лицу, ньор Рефелли ожидал худшего. Но чего?

– Что случилось, ньор?

Неужели ребенок родился… с клыками? Или когтями? Или еще что-то?

Ньор Рефелли выдохнул – и протянул Лоренцо ребенка. Тот взял маленький сверток. Такой хрупкий… страшно даже представить… и из свертка на него взглянули угольно-черные глаза. И орлиный нос, и черные, словно смоль, волосы…

Если это его ребенок… нет, вряд ли!

– Значит, она все же это сделала. – Зеки-фрай вздохнул рядом. Когда он только успел подняться наверх…

– Что сделала?

– Динч не могла забеременеть от тебя, как ни старалась. И решила попробовать один раз с кем-то другим… ну и, видимо, вот.

Лоренцо посмотрел на мертвую женщину. На малыша. Снова на Динч.

– Ньор Рефелли, вы же подтвердите в магистрате, что это мой ребенок? Дженнаро Феретти. Дан Дженнаро Феретти.

Марио молча поклонился. Такого благородства он не ожидал. Не ожидала его и Мария, которая вытирала слезы за ширмой. Останься Динч жива, за обман Мария сама свернула бы ей тощую шею. Но… она умерла, ребенок жив, и Лоренцо мог сделать с ним что угодно. Выкинуть в канаву. Сдать в приют, отдать монахам, нищим, на усыновление или просто убить… он не обязан давать свое имя чужой крови. Но все же…

Он это сделал. И не просто дал имя – усыновил.

Мальчик не просто вырос. Не просто стал мужчиной. Он настоящий человек.

К Мие Лоренцо смог попасть только спустя сутки. До магистрата – и то едва добрался…

Сил просто не было. Упасть – и уснуть.

Даже похороны состоялись без него. Их взял на себя Паскуале, решив, что так будет проще и лучше. Племянник молодец и умница, но ему и так тяжело пришлось. А потому…

Кормилица, нянька, достойное погребение, письмо Маньяни…

Пусть Лоренцо хоть немного отдохнет.

Глава 7

Адриенна

– Милый, родной, любимый…

– Обожаемая моя, любимая… Ческа…

Два тела сплетались на кровати в любовной игре. Франческа старалась как могла, извивалась, имитировала страсть, сыпала признаниями…

Пока был жив Филиппо Третий, шансов у нее не было. Но сейчас…

– Как я мечтаю родить от тебя ребенка!

– Ческа, милая… может быть, потом…

– Впрочем, скоро у тебя будет ребенок. Это так чудесно, милый! Дети… они такие милые…

Как-то сложно было описывать малышей. Эданна Вилецци искренне считала, что от них одни проблемы. Они орут, гадят, они вообще… что такое ребенок? Радость и счастье?

Вот и неправда ваша! Ческа точно знала, что ребенок – это гадкая и мерзкая личинка человека. Сначала она растет внутри, высасывая все хорошее из матери… достаточно на королеву посмотреть – жуть жуткая…

Потом его надо кормить… хорошо, есть кормилицы и знатной даме не надо портить грудь, но все равно – гадость, гадость, ГАДОСТЬ!!! И жди, пока оно созреет, поумнеет… и когда еще это произойдет? [88]

Отвратительно… да и что там вырастет? Вдруг вот такой Филиппо? Дурак дураком, только и того, что король?

– Да, – расплылся в улыбке Филиппо.

– Обещаю, я буду любить его! Это будет твой сыночек… твоя кровиночка… ты же разрешишь мне с ним играть?

Филиппо нахмурился.

– Полагаю, Адриенна будет против.

– Но ты же король! Ты можешь приказать!

Приказать Филиппо мог. Но… предсказать – тоже. Особенно реакцию Адриенны. И жить как-то хотелось… чувство самосохранения прямо-таки орало в голос.

– Ческа, любимая…

– Я… Филиппо, я ТАК несчастна! Я не могу родить от тебя, а ты мне отказываешь даже в праве нянчить твоего сына!

Слезы полились потоком… надо бы сказать – горохом посыпались, но это так простонародно, а потому – жемчугом посыпались на простыню, оставляя на ней мокрые пятна, и Филиппо не выдержал.

– Хорошо, любимая. Я разрешу тебе… обещаю…

– О, Филиппо!

И Ческа кинулась ему на шею.

Так-то! Хоть королеве насолить! А потом… потом и будет видно! И чья возьмет, и что с ребенком делать… она умная, она разберется.

Мия

Вот уж чего не ожидала Мия, так это найти у себя на пороге старую ведьму.

– Ты?!

– Не выгонишь?

Мия едва не фыркнула старухе в лицо.

– Заходи. Куда ж я тебя выгоню?

Виолетта Дзанелла кивнула и зашла в домик на Приречной.

– Не переживай, я ненадолго. День-два, больше нельзя.

– Почему? – насторожилась Мия. Ей скоро рожать, а тут… что случилось?

– Доминиканцы. За мной следят. Я их стряхнула, но, чую, ненадолго.

Мия нахмурилась. Вот еще доминиканцев ей не хватало. Ей-то… С ее кровью… тут еще неизвестно, как она рожать будет, одна, без помощи… даже ньора Рефелли не позовешь… да никого вообще не позовешь! Мало ли что во время родов с ней будет?

Хотя… какая ей разница? Трупом больше, трупом меньше… надо только поговорить с Лоренцо. Но это потом, потом…

– Ты пришла сюда, чтобы я тебя спрятала? Или помогла выбраться из столицы?

Они уже переместились в спальню Мии и разговаривали там. Тихо-тихо, чтобы никто и ничего не услышал. Хотя Виолетта сейчас, кстати, совсем не походила на ведьму. Скорее, на торговку пирожками или еще чем таким… даже пахла она не травами, а сдобой. Ванилью, корицей…