Он боялся с той самой минуты, как она забеременела. И никогда он не испытывал такого страха. Стоило ей споткнуться или слишком резко повернуться, и его сердце колотилось, словно горошина в погремушке... Погремушку он сам вырезал из липы для их будущего малыша...
— Нельзя падать духом, государь. — Голос доктора прервал воспоминания. — Вы Король, от вас зависит жизнь целого государства... Вы отец, в конце концов, и вы нужны своему сыну.
— Я знаю, — очередной ответ.
Липовая погремушка. Ею иногда стучит нянька в детской, и сердце его обрывается от этого звука...
Тут доктор рискнул, ни много ни мало, жизнью: схватил Короля за плечи и пару раз жестко встряхнул:
— Очнитесь, сэр! Я же пытаюсь вернуть вас к нормальной жизни! Помогите же мне!
— Я должен уехать. — Он так и продолжал смотреть словно сквозь доктора, и встряска ничуть его не расшевелила. — Если я останусь — я сойду с ума... Без нее я сойду с ума... Да, я уеду...
Доктор отпустил его, недоуменно подняв брови.
— Путешествие, — чуть бодрее сказал государь, — это мне поможет, думаю... А как вы считаете?
— Но ваш сын? А страна? Как же все это без вас?
— Моему сыну всего пару недель, и ему нужнее няньки, а страна... Все спокойно, все стабильно, все на своих местах... Для Королевства я сделал все, что было нужно... И у меня достаточно советников и министров, чтобы в мое отсутствие все было в порядке. Год-два — и я вернусь. Как раз придет время учить сына держаться в седле. — И он слабо улыбнулся. — Отдайте все необходимые распоряжения насчет моего отъезда.
— Кто будет сопровождать вас, государь?
— Никто. Я еду один...
1
Деревня Перепутье, что в южном округе Снежного графства, всегда жила весело. И именно потому, что располагалась на перепутье. Здесь то и дело появлялись новые люди, путники, которых гостеприимно встречали в местной харчевне «Крестовище». Не было вечера, чтоб за ее столиками и стойками не собирались местные жители, чтобы посудачить о новостях, которые принес последний путешественник. Само собой, за этими разговорами выпивалось много пива и вина, и съедалось прилично закуски из хозяйских погребов. И «Крестовище» процветало. А для некоторых путников платой за ночлег и стол в харчевне иногда был просто занимательный и желательно долгий рассказ о собственных странствиях и о тех диковинах, что они повидали. Такие повествования собирали много народу и приносили хозяину немалые барыши.
Поэтому когда в жуткий ливень с градом в «Крестовище» буквально ввалился путник в черных кожаных одеждах, с которых ручьями текла вода, хозяин Акил первым делом толкнул ногой дремавшего у теплого очага мальчишку, чтоб тот подкинул в огонь сырое поленце. Дым из трубы харчевни был сигналом для жителей Перепутья, что у Акила новый гость.
— Добрый день, господин рыцарь, — почтительно поклонился хозяин, видя добротные одежды путника, его длинный меч за спиной и широкий кинжал на бронзовом наборном поясе. — Хотя что я говорю: какой он добрый. Как зарядил с утра, так и льет, ливень распроклятый... Прошу вас, к огню поближе, снимайте куртку и сапоги — я дам вам сухие.
Брови путника удивленно приподнялись — видно, не везде он встречал такое радушие.
— Благодарю, у меня есть свои, — предупредил он Акила, который уже выудил из-под стойки пару крепких, но сильно поношенных сапог.
Он подошел к очагу, где уже трещало и шипело внушительных размеров сырое полено, расстегнул пояса (их было два) и перевязь, что крепила на спине меч, снял промокший капюшон и длинную куртку и повесил их на гвоздь, вбитый в стену, уселся на скамью, чтобы заняться сапогами, в которых (Акил слышал даже из-за стойки) хлюпало.
— Займитесь моей лошадью: она привязана во дворе, — обратился гость к хозяину, — ей нужно сухое стойло и хороший овес.
Акил кивнул мальчишке, и тот выбежал наружу будить спавших на сеновале работников.
— Что господин желает на обед? — спросил тем временем трактирщик.
— Холодного цыпленка с гречневой кашей, свежих овощей и молодого вина.
Хозяин кивнул, и пока гость обсыхал и переобувал сапоги (запасные он достал из своего дорожного мешка), быстро накрыл один из столов в зале простой, но опрятной скатертью и выставил на него все затребованное.
А сапоги у прибывшего были очень хорошие: из отличной мягкой кожи, шиты точно по ноге и крепкими аккуратными стежками, по бокам шнуровались для лучшего облегания. Впрочем, и та обувь, что сушилась у очага, была не хуже. Акил прекрасно знал, что, посмотрев на башмаки, можно судить и о человеке: богат он, знатен или нет, да и о многом другом. А такие сапоги, как у приезжего, были и дороги, и красивы, и удобны. Удобны и для ходьбы, и для езды верхом. Затем трактирщик незаметно стал рассматривать и хозяина сапог. Явно не простолюдин и даже не из мелких дворян: хоть среднего роста, но строен и статен, как вельможа, каждое движение быстрое, пружинистое, словно у дикой кошки; лицо гладкое чистое с красивыми чертами, только выражение на нем мрачное и усталое, а коротко стриженые волосы — с заметной проседью, хотя на вид прибывшему лет тридцать, не больше.
Гость принялся за еду. Акил подошел, приготовив стаканчик для себя, спросил:
— Я не помешаю вам, сэр?
— Нисколько.
Хозяин радостно улыбнулся и сел напротив, потягивая вино. Так он решил составить компанию приезжему и заодно разговорить его.
— Я вижу, вы не местный, — начал трактирщик. — У вас легкий акцент. Вы с юга, я угадал?
Тот кивнул, аккуратно оторвав от цыпленка лоскуток мяса и отправив его в рот. Так же благовоспитанно ложкой зачерпнул кашу и заел все это четвертиной помидора. Набив таким образом рот, он показал Акилу, что настроен есть и слушать, а не разговаривать. Трактирщик понял.
— У нас часто кто-нибудь останавливается, — продолжил хозяин. — И мы всегда рады гостям. Так что, если желаете заночевать в «Крестовище», я приготовлю вам лучшую комнату. У меня всегда чисто, сухо и тепло — об этом хозяюшка заботится.
Гость вновь кивнул, продолжая поглощать цыпленка, кашу, помидоры и вино.
— Отлично, — обрадовался Акил. — Эй, старушка! — На этот его зов в залу вошла полная румяная молодая женщина — его жена, в просторном домотканом платье, подвязанном чистым передником. — Приготовь комнату нашему гостю.
Хозяйка, увидав красивого рыцаря, приветливо улыбнулась ему, кивнула мужу и пошла по дубовой лестнице наверх.
Тут в харчевню, громко хлопнув дверями, заявились сразу несколько фермеров из соседних усадеб — не заметить дым, что заволок половину деревенской улицы, было невозможно.
— Здрав будь, старина, — сказал один из них трактирщику. — Ну и льет сегодня — грех не пропустить по стаканчику.
Скинув намокшие шерстяные плащи на вешалки, они сели кружком за стол у стены, то и дело поглядывая на приезжего. Тот вполоборота оценил вошедших и вновь вернулся к своей трапезе. Возникла небольшая пауза, в течение которой Акил перебрасывался взглядами с односельчанами, которые вопросительно моргали ему. Чуть заметно пожав плечами на их немой вопрос «ну что?», трактирщик вдруг поймал на себе внимательный взгляд гостя, который скрупулезно объедал куриное крылышко.
— Это полено, — сказал гость.
— Что? — не понял Акил.
— Я говорю — полено... Это ведь сигнал. Дымовой сигнал.
— А-а-а, — протянул трактирщик.
Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга, а в глазах обоих искрил еле сдерживаемый смех. И через это мгновение оба расхохотались, шутливо грозя друг другу пальцами.
— Рад, что повеселил вас, сэр, — сказал Акил. — Но как вы догадались?
— Да просто, — отвечал гость. — На моем пути столько перепутий и крестовищ встречалось, и всюду одно и то же... Ждете от меня баек?
— Мы были бы рады услыхать от вас что-нибудь интересное о дальних странах и местах, непохожих на наше, сэр, — согласно кивнул Акил, и вслед за ним закивали крестьяне.